Митькой мы знакомы сто лет, а может, и двести. Две или три жизни назад он был тощим стриженым подростком, колючим и закрытым наглухо; а всякое мотание по лесам и общебиологические тусовки вокруг 175 школы, в которою я чуть было не перешёл перед своими выпускными, отнюдь его не раскрывало с литературной стороны. Я потерял его из виду на несколько лет, а когда стал делать поэтический альманах в далёком 1994 году, кто-то мне сказал, мол, а Плахова-то позови; или не слышал, как он пишет? Для меня это было новостью. Но тексты его, тем не менее, оказались совершенно замечательными - легкими, музыкальными и богатыми - и стали настоящим украшением "Тонкой Прослойки". И снова после этого я потерял его из виду, и прошла очередная жизнь.Несколько лет назад я разыскал его в ЖЖ, обрадовался и поразился. Он не перестал писать стихи. Он стал их писать гораздо лучше, найдя свой собственный неповторимый стиль. Почти каждая вещь его была осязаема, светилась и переливалась.
Я долгое время был простым "потребителем", аккуратно смахивая всякое его новое стихотворение к себе на винт - в наивном беспокойстве "а вдруг потеряется". Когда их там накопилась целая куча, я решил, что пора с этим что-то делать. Потому что есть вещи, достойные бумаги.
Я сделал эскиз книги, и мы целый вечер сидели с Митькой в одном из клубов, рассуждая под водку и лимоны о её судьбе. Было это полгода назад. К чести автора, он совершенно не удивился декаданскому оформлению макета, но сурово настоял на выбрасывании из книги почти половины старых стихов и замены их недавними. И началась постепенная дальнейшая работа, которая вот уже и закончилась.
Вышло вот так:
Я бы не сказал, что Плахов просто пишет стихи. У меня такое впечатление, что он их внезапно ощущает - будто у него есть какой-то особенный рецептор для этого. Ну как если бы мы живём в мире, где иногда попадаются мощные световые лучи, бьющие из земли. Только мы их не видим, а он видит. Такая вибрация реальности, непонятно откуда, непонятно куда.
Вот одно из моих самых любимых его стихотворений, оно отворяет несколько окон сразу в разные стороны; но как он его ощутил - мне остаётся только представлять и завидовать.
* * *
Н. Осташевой
собираешь в вересковой тиши,
фиолетовые карандаши,
тростниковые трели,
разменяв несчётную сотню лет,
на ультрамариновый фиолет.
мы стояли, смотрели.
где камыш озёрный стоит стеной,
Ланселот Озёрный идёт войной
на болотных гадов,
он сегодня вдруг стал с тобою груб,
улыбалась ты уголками губ,
больше и не надо.
но камыш смыкает свои ряды,
проступают капли твоей беды,
словно капли пота.
Ланселот в неравном сражён бою,
он смертельно ранен, ему каюк,
на краю болота.
покидая топкие берега,
ты узнала, что имя тебе — река,
а судьба — струиться.
это было столько секунд назад,
сколько раз моргают за жизнь глаза
у болотной птицы.
собираешь в вересковой тиши,
фиолетовые карандаши,
тростниковые трели,
разменяв несчётную сотню лет,
на ультрамариновый фиолет.
мы стояли, смотрели.
ссылка
У Мити Плахова сегодня презентация этой книги. В клубе "Жесть" (Б. Лубянка, 13/16) в семь вечера. Это праздник.
