Я посмотрел назад. Городские огни снова пропали, скрывшись за ветками. Впереди тоже ничего не было видно. Снежная тропа была уже едва различима в синих сумерках.
– Наверное, правильно. Ты не забывай, кто мы и куда идём.
Макс не забывал. Только что он прочёл мне целую лекцию о том, какие методы защиты существуют от Серых Волков. Последний пункт был самый радикальный и гласил: «Встретишь Серого Волка – убей его!» Но ни одного подобного персонажа нам пока не попадалось. Макс почесал нос и ответил:
– Мы – Красные Шапочки, то есть одна синяя и одна чёрная. Несём пирожки бабушке через тёмный лес. Ничего не боимся. А пирожки не замёрзнут?
Пирожки у нас были из «Перекрёстка». Самые разнообразные – с мясом, яблоками, сыром. Аккуратно замотанные в салфетки, сложенные в корзинку и засунутые в рюкзак для удобства. Бабушкой мы назначили
Городецкого, который действительно живёт от нас ровно через тёмный лес. А вот этого леса что-то становилось слишком много вокруг. Из окошка лестничной клетки на девятом этаже прекрасно видно, как идти сквозь него. Но внутри этого леса все представления о направлениях отчего-то непредсказуемо меняются. В первый раз мы вышли обратно на свою же улицу, двумя кварталами дальше от того места, где вошли. Во второй раз мы каким-то образом попали к детскому саду Макса. И вот теперь мы шли совсем в глухих местах, полагаясь лишь на здравый смысл чьей-то вихляющейся лыжни.– Мы пришли в этот лес из Москвы, – рассуждал Макс. – А вышли в другой город, который называется Ецкий. Потом мы снова попали в другой город, который называется Ило. А нам нужен совсем другой.
– Может, это страна, а не город? – спросил я, наклоняясь к снежной тропе в поисках следов нервного лыжника.
– Ну пап, как ты не понимаешь! Город – это часть страны. Страна – это часть земли. Земля – это часть планеты. А планета это часть космуса. А космус – это часть...
Запиликал мобильник. Городецкий обеспокоенно спрашивал, куда мы продевались. «Горобабушка!» – радостно верещал Макс, прыгая вокруг и лишая меня шанса услышать советы о правильном направлении. Номера домов, сторожевые башни и кромки леса путались в звуках, Городецкий что-то удовлетворённо пробурчал напоследок и отключился. Макс немедленно замолчал.
– Идём прямо, – решил я. – Там должна быть некая башня, от которой мы сможем увидеть огни, которые подскажут нам правильный путь.
Макс забрался на какие-то кривые пеньки и достал из рюкзака Письмо. Он уже несколько раз читал его вслух по дороге, предвкушая, как он его вручит адресату. От раза к разу читал он всё артистичней и проникновенее.
– Дорогой Горадедцкий! Кушой пирашки! Буть здоров! Пап, смотри, какая луна!
Впереди сквозь стволы деревьев, почти над самым горизонтом светил огромный жёлтый прожектор Луны. Я взял Макса за руку и мы пошли прямо на неё, без всякой лыжни, поминутно проваливаясь по колено в светящийся снег...
Всё закончилось хорошо. Мы добрались до нужной бабушки, вручили Письмо, пирожки и кучу детских шмоток для Шуши, отогрелись и напились чаю с алтайским бальзамом.
И всё было бы совсем шоколадно, если бы тамошнее домашнее животное, обуреваемое своими комплексами, не нассало нам на рюкзак.
